О МЕТОДИКЕ ВЫДЕЛЕНИЯ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ОМОНИМИИ В ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО И ТАТАРСКОГО ЯЗЫКОВ)
к. филол. н., доц., зав. каф. восточных языков, Мухаметдинова Р.Г.
420021, Республика Татарстан, г. Казань, ул. М.Межлаука, 1/44, Казанский Государственный Педагогический Университет
Вопрос о разграничении между омонимией и полисемией обсуждается в лингвистике уже давно (О.С.Ахманова, В.М.Пророкова, М.И Задорожный, Ю.Д.Апресян, М.П.Кочерган, Л.В.Малаховский). Однако различие между омонимией и полисемией, интуитивно осознаваемое большинством исследователей, четкого отражения в имеющихся определениях омонимов не нашло. В ряде работ вопрос о разграничении омонимии и полисемии оказывается вообще снятым: омонимы определяются как разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав, хотя процедуры для отличия разные слова от разных значений того же слова, не предлагается. В других работах омонимы определяются как одинаково звучащие слова, различающиеся по употреблению, имеющие разные лексические значения, разные по семантической структуре и т.п., что также не дает возможности ограничить омонимию от полисемии, поскольку и при полисемии имеет место различие значений. Для разграничения двух явлений, некоторые авторы при определении омонимии говорят о «совершенно разных значениях», но такая формулировка порождает новый и опять неразрешимый вопрос – как отличить «совершенно разные» значения от просто «разных». В связи с этими трудностями неоднократно предпринимались попытки найти критерий отличать полисемию от омонимии на основе каких-либо формальных, внешне выраженных признаков — особенностей парадигмы, вхождения в разные синонимические ряды, различий в трансформациях, в словообразовательных рядах, в написании и т.п. Все попытки оказались несостоятельными, так как формальные признаки, сопутствующие иногда различию значений слов при омонимии, могут иметь место и при полисемии. Именно из-за отсутствия обязательной «внешней выраженности» омонимии, т.е. отсутствия формальных оснований для разграничения между омонимией и полисемией, многие исследователи считают существенных различий между этими двумя явлениями нет. Так, Г.Пауль относит и омонимию и полисемию к одному и тому же языковому явлению – многозначности; К.О. Эрдман называет оба эти явления «амфиболией», А.Марти – «эквивокацией». На этой же точке зрения стоят фактически и авторы, рассматривающие омонимию как разновидность полисемии или наоборот, считающие случаи многозначности омонимией. Последний подход совпадает по существу с представлением о многозначности слова таких лингвистов прошлого как А.А. Потебня и Л.В. Щерба. Против такого подхода возражал в свое время А.И. Смирницкий, писавший, что если отрицать полисемию и считать все случаи семантических различий омонимией, то в языке окажутся омонимы, связанные по значению, и омонимы, семантически не связанные, что приводит лишь к неоправданному изменению терминологии, так как затушевывает принципиальные различия между полисемией и омонимией, т.е. между типичностью семантических связей в первом случае и их случайным характером — во втором. Надо согласиться, что омонимия и полисемия - понятия разные. Но эти понятия эти имеют и общий признак - различие значений при тождестве формы, что позволяет объединить их в более широкое понятие неоднозначности. Ряд ученых мотивируют такое объединение удобством описания, однако дело не в удобстве, а в объективном выделении понятия в системе формально-смысловых отношений между словами как член бинарной оппозиции, противостоящий понятию синонимии. В матрицах, предложенных разными авторами для описания этих отношений, неоднозначность (омонимия + полисемия) занимает клетки, диаметрально противоположные тем, которые занимают синонимия и смежные явления. Более правильным представляется подход М.П.Кочергана, который не рассматривает омонимию в одном ряду с полисемией, синонимией и антонимией, а объединяет омонимию и полисемию в понятие неоднозначности и предлагает проводить разграничение между ними уже на другом уровне. Нужно признать, что антонимия тоже не является самостоятельной лексико-семантической категорией, а входит в состав широко понимаемой синонимии — категории, которая, противостоит неоднозначности. Вместо традиционно выделяемых категорий полисемии, омонимии, синонимии и антонимии будут две основные лексико-семантические категории - неоднозначности и синонимии, в первую войдут в качестве субкатегорий полисемия и омонимия, а во вторую - собственно синонимия (или в терминологии С.Бережана, омосемия), антонимия и другие смежные явления. Объединение омонимии с полисемией в рамках категории неоднозначности не снимает их противопоставленности и, не освобождает от путей к их разграничению. Почему коренное различие между омонимией и полисемией трудно поддается выявлению?
Граница между омонимией и полисемией неустойчива, проницаема, она все время нарушается, причем не только со стороны полисемии, когда вследствие выпадения «промежуточного звена» связь между отдельными значениями полисемантичного слова утрачивается и оно распадается на два различных слова-омонима, но также и со стороны омонимии, когда между омонимичными словами, возникает семантическая связь и слова сливаются в одно полисемантическое. В результате в каждый данный момент в языке оказывается много пограничных случаев, квалификация которых не может не вызвать затруднений. Наличие таких случаев не означает, что между омонимией и полисемией границы нет Просто как омонимия, так и полисемия – имеют полевую структуру: центр, где специфические признаки данного явления выражены наиболее ярко, и периферию, где они проявляются менее четко. Вспомним указание А.В.Бондарко о том, что при определении явлений, важно ориентироваться именно на центр. Далеко не всегда можно дать определение, которое было бы действительно и для периферийных зон, где его признаки сталкиваются с признаками смежных явлений. Дефиниции, которые стремятся, охватить и эти периферийные области, нередко проигрывают в содержательной определенности. Затруднения, связанные с пограничными случаями между омонимией и полисемией, носят частный характер и не должны мешать решению вопроса о принципах разграничения омонимии и полисемии.
Более существенными оказываются затруднения, связанные с внутренней противоречивостью полисемии, характеризующегося одновременно и множественностью семантики, и несомненным семантическим единством. При разрешении этого противоречия некоторые исследователи отказываются от признания полисемии вообще, сводя разные значения полисемантического слова к одному «общему значению», или дробя слово на ряд моносемантических омонимов. Оба этих подхода свидетельствуют о недостаточно четком понимании диалектической сущности рассматриваемого противоречия. Полисемантичное слово действительно обладает множеством разных значений, но эти значения представляют собой лишь разные проявления единого семантического целого, или разные лексико-семантические варианты слова (А.И.Смирницкий). Эти варианты различаются между собой по дистрибуции, по участию в синонимических или словообразовательных рядах (что и затрудняет их отграничение от омонимов), но при этом они взаимосвязаны, образуют единую систему, выступающую в качестве означаемого словесного языкового знака. Принципиальное различие между омонимией и полисемией в том, что при омонимии мы имеем дело с разными означаемыми, тогда как при полисемии означаемое одно и то же.
Традиционная лингвистика кладет в основу семантического единства слова наличие связи между его отдельными значениями (сходство по форме, функции или иным признакам, соотношение типа часть-целое, действие-результат и т.п.). Такой подход, берущий свое начало в лингвистических воззрениях древнегреческих мыслителей широко распространен и в современном языкознании. Выявление типов семантической связи, закономерных для данного языка, рассматривается как путь к разграничению между омонимией и полисемией: типичность, повторяемость между двумя значениями говорит о полисемии, и наоборот, единичность, исключительность, уникальность связи указывает на омонимию. Обычно остается незамеченным то , что рассматриваемый подход удовлетворительно объясняет простейший случай полисемии - двучленную полисемию, при которой значения слова связаны между собой непосредственно. Вопрос о семантическом единстве слова при многочленной полисемии, когда в составе слова имеются значения, непосредственно друг с другом не связанные, остается открытым. С развитием компонентного анализа в качестве необходимого условия связи между значениями слова выдвигается наличие у них общих семантических компонентов или, сохранение в производном значении семантического признака, имеющегося у исходного значения. Этот подход также не отвечает на вопрос об основе семантического единства многозначного слова. С методом компонентного анализа связан еще один подход к решению рассматриваемой проблемы, основанный на выявлении в семантической структуре слова того общего, что присутствует во всех его лексико-семантических вариантах, т.е. на поиске лексико-семантического инварианта, под которым понимается либо набор семантических компонентов общих для всех лексико-семантических вариантов слова, либо общая часть в толкованиях значений, либо «ядерная сема», т.е. главное, мотивирующее значение, либо «центральный смысл» или «смысловой стержень» слова, либо же, наконец, «прямое номинативное значение слова». Видно, что концепция лексико-семантического инварианта смыкается, по существу, с теорией «общего значения» слова, и обе не выдерживают проверки на конкретном языковом материале. Не всегда оказывается возможным подвести все значения полисемантичного слова под одно «общее», не всегда можно найти в них часть, общую для всех. Общая часть обязательна лишь для тех значений слова, которые находятся в отношениях непосредственной семантической производности; значения же, не связанные между собой непосредственно, могут общей части и не иметь. Так, у основного значения слова hand «рука» есть общие семантические компоненты с производным от него значением «работник», а также и с другим производным значением - «стрелка (часов)», но между собой эти два производных значения общих компонентов не имеют. То есть отсутствие общих семантических компонентов может быть не только при «цепочечной» (последовательной) полисемии, как часто считают, но и при полисемии радиальной, а также и смешанной, т.е. в любой полисемантической системе, насчитывающей более двух элементов. Концепция лексико-семантического инварианта не может ответить на вопрос о природе семантического единства слова при многочленной полисемии. Если подвергнуть рассмотрению не элементарную семантическую связь, а всю систему значений слова в целом, можно увидеть, что это определенным образом организованная совокупность таких элементарных связей, и единство ее обеспечивается непрерывностью деривационных отношений между отдельными элементами системы. Эта непрерывность и создает целостность означаемого, целостность содержательной стороны словесного языкового знака. Как отмечает Д.Н. Шмелев, семантическое единство слова заключается не в наличии у него некоего общего значения, а в определенной связи этих самостоятельных значений друг с другом, и их закрепленности за одним и тем же знаком. Единство означаемого при полисемии базируется на наличии непрерывной деривационной связи, охватывающей последовательно все элементы семантической структуры многозначного слова. Стоит этой непрерывности нарушиться хотя бы в одном месте, как семантическое единство слова нарушается и происходит «распад полисемии», превращение полисемантичного слова в два не связанных между собой омонима. Различие между лексической омонимией и полисемией состоит в том, что при полисемии все значения языковых единиц, имеющих тождественные означающие, связаны между собой — непосредственно или опосредованно — деривационными отношениями, т.е. отношениями типичной для данного языка семантической производности (рассматриваемые в синхронном плане), и, следовательно, образуют единое означаемое (что позволяет говорить о едином словесном знаке), тогда как при омонимии значения, соответствующие тождественным означающим, распадаются на две или несколько групп, между которыми деривационная связь полностью отсутствует и каждая из которых образует отдельное означаемое, что говорит о наличии нескольких словесных знаков с различными означаемыми. Можно сказать, что при полисемии каждое значение слова обязательно находится в деривационных отношениях хотя бы с одним из остальных его значений, а при омонимии формально тождественные слова соотносятся между собой в плане содержания, то есть ни одно из значений не связано отношениями деривации ни с одним из значений другого. Решение же вопроса о наличии или отсутствии деривационной связи между значениями может осуществляться в каждом конкретном случае с помощью любого метода, позволяющего производить сопоставление значений компонентного анализа, метода сравнения словарных толкований, метода объяснительных трансформаций. Следует признать, что для случаев, переходных между полисемией и омонимией, никакой метод не дает бесспорного, однозначного решения. Семантическая номинативная деривация - не единственный, но важный фактор, лежащий в основе развития как полисемии, так и омонимии. Результатом семантико-деривационных процессов, имеющих принципиально единый механизм, основанный на явлении аналогии, является возникновение новых номинаций двух разновидностей: ЛСВ слова, либо новых слов омонимичных производящим. Во втором случае целесообразно говорить о семантическом словообразовании и задача заключается в том, чтобы очертить его границы. Возможно решить проблему разграничения полисемии и омонимии через различие следующих типов парадигм: 1) парадигмы словоизменения, или морфологической парадигмы; 2) словообразовательной парадигмы; 3) синтаксической парадигмы; 4) семантической парадигмы. Первые три типа парадигмы не могут быть признаны абсолютными критериями при установлении омонимии. Они лишь подтверждают факты, обнаруженные с помощью семантического анализа. В качестве семантических критериев разграничения полисемии и омонимии могут быть использованы: метод «промежуточного звена» (Р.А. Будагов), критерий общего инвариантного значения (К.А. Аллендорф), метод лексического поля (С.Е. Дикарева), метод идентифицирующих компонентов семантики слова (Е.Л. Гинзбург), метод компонентного анализа (Р.С. Гинзбург, В.Г.Гак, Н.А. Кузьменко, E.A. Nida и др.)
Используем один из вариантов компонентного анализа на основе словарных дефиниций с применением лексических трансформаций объяснения, при толковании слов в одноязычном словаре. Совпадение компонентов дефиниций позволяет предположить наличие лексико-семантической связи между ЛСВ слова и тогда это случай полисемии, в противном случае будут разные слова - омонимы.
Допустим, в семантической структуре слова fool объединяются следующие ЛСВ, которые мы обозначим более коротким символом S:
S1- silly person, simpleton, person whose conduct one disapproves of -дурак;
S2 - jester, clown in medieval great house - шут;
S3- dupe- посмешище, игрушка;
S4- creamy liquid of fruit stew, crushed, and mixed with milk, cream, etc. (esp. gooseberry)- сладкое блюдо из сваренных и протертых ягод со сбитыми сливками.
Поскольку в словарных дефинициях данных S отсутствуют какие-либо общие элементы, попытаемся дать пояснения через дефиниции слов, посредством которых определяются S1-S4. Прежде всего, попробуем установить семантическую связь между S1-S2. Для этого выписываем определение слова clown, найденное в Oxford Advanced Learner’s Dictionary (OALD): clown - a man (esp. in a circus or pantomime) who makes a living by performing foolish tricks and antics. В данной дефиниции появляется слово foolish, которое мы за¬меняем его словарным толкованием, найденным также в OALD: foolish -silly «глупый». Подставив данное определение вместо слова foolish в дефиницию слова clown, получаем следующий трансформ: clown- a man (esp.in a circus or pantomime) who makes a living by performing silly tricks and antics. Заменив в определении S2 clown преобразованной словарной дефиницией данного слова и внеся некоторые грамматические поправки, а именно: заменив форму 3 лица единственного числа настоящего времени глагола to make-makes формой прошедшего простого времени этого же глагола made, чтобы сохранить временную соотнесенность со словом medieval получаем развернутую характеристику S2, которая содержит общий с S1 семантический компонент silly, выступающий показателем смысловой связи между S1 и S2 . S2- a man who made a living by performing silly tricks and antics in medieval great house. В S3 даем пояснения через дефиницию слова dupe- v.t. cheat; make a fool of; deceive a person who is ~d «простофиля; жертва обмана». Таким образом, существительное dupe можно выразить следующим как - a person who is made a fool of. В данной дефиниции слово fool входит в состав фразеологизма, определение которого мы также находим в OALD: make a fool of sb - cause him to seem like a fool. В данном толковании заменяем слово fool словарным определением S1, получив следующее объяснение существительного dupe: dupe - a person who is caused to seem like a silly person «жертва обмана». Развернутый трансформ S3 будет следующим: S3 - dupe - a person who is made a fool of - a person who is caused to seem like a fool - a person who is caused to seem like a silly person. В S4 невозможно дать пояснения через дефиницию слова fruit, или других слов, которые входят в определение S4. Это дает нам основание считать S4 омонимом S1- S3. Таким образом, применение метода лексических трансформаций подтверждает правильность большинства лексикографических решений, т.е. правомерность регистрации S1- S3 «дурак», «шут», «посмешище» и S4 «сладкое блюдо» в отдельных словарных статьях как двух омонимов fool1 и fool2.
В семантической структуре слова авыз в Татарско-русском словаре объединяются следующие ЛСВ, дефиниции которых даем по трехтомному Толковому словарю татарского языка: S1— өске һәм аскы казналыклар арасынан йоткылыкка кадәр куышланып киткән, сөйләу һәм ашау функциясен башкаруга ярдәм итә торган агъза — рот, уста, зев, пасть.S2 — ату кораллары көпшәсенең снаряд, пуля, атылып чыга торган тишеге — дуло, жерло.S3 — ваза, кувшин, шишә кебек савытларнын тараеп килгән ачык башы – горлышко бутылки.S4— керү яисә чыгу тишеге — входное или выходное отверстие.S5 — урман, әрәмәлек кебек нәрсәләрәнең чите, кырые, башланган яки беткән урыны — опушка. Семантическая связь между значениями S1-S4 отчетливо прослеживается через общий компонент смысла куыш, тишек «полость, дыра, отверстие». В S5 же невозможно дать пояснения ни через один из вышерассмотренных SS в нем также отсутствует общий семантический компонент «тишек». Это дает нам основание считать S5 омонимом S1-S4. Применение метода лексических трансформаций показывает, что трансформ S5 при синхронном анализе представляет собой случай распада полисемии, т.е. семантический омоним. Подача его в словарях отдельной словарной статьей под римской цифрой вернее отражало бы современное состояние татарского языка. Для подтверждения результатов компонентного анализа используем элементы координационного метода, который является разновидностью синтаксического критерия разграничения ЛСВ и омонимов и который применним как дополнительный к основному семантическому анализу. Сущность координационного метода заключается в том, что если однородные члены двух предложений, включающих анализируемые слова, взаимозаменяемы , то имеем SS одного слова, если же перестановка однородных членов ведет к нарушению смыслового содержания предложений, то это нами омонимы. Покажем применение координационного метода на примере выше рассмотренных слов fool и авыз. Рассмотрим отношения между SS слова fool в сопоставлении с S1 в текстах, включающих однородные члены. В данном случае союз and «и» выступает координатором. Порядок однородных членов в предложениях не является синтаксически релевантным. Отмеченность предложения, правильность его указываем знаком плюс (+). В том случае, если перестановка однородных членов ведет к нарушению смыслового содержания сравниваемых предложений, координация невозможна, хотя предложения оформлены синтаксически верно, и перед нами два омонима. Неотмеченность или недопустимость предложения обозначаем знаком астерикс.
Fool
S1 a person of weak mind «дурак» E.g. ... stop behaving like a fool (and like a worthless man) «...перестань вести себя, как дурак (и как никчемный человек)».
S3 a jester «шут» E.g. The musicians were a bunch of playing fools (and idiotic persons) who went on until morning. «Музыканты представляли собой группу играющих дураков (и идиотов), которые продолжали играть до утра».
Делаем перестановку однородных членов wothless man и idiotic persons, которая не нарушает смыслового единства сравниваемых предложений и принимается нами как дополнительное свидетельство семантической связи между S1 и S3.
...stop behaving like a fool (and like an idiotic person).
«... перестань вести себя, как дурак (и как идиот)». The musicians were a bunch of playing fools (and worthless men) who went on until morning.«Музыканты представляли собой группу играющих дураков (и никчемных людей), которые продолжали играть до утра».
Рассмотрим отношение между S1 и S4
S1 a person of weak mind
E.g. But I was a young fool (and a perfect child) in those days. S4 a crushed fruit «сладкое блюдо»
E.g. Help yourself to the gooseberry fool (and the pudding).
В данном случае перестановка однородных членов оказывается невозможной, подтверждая омонимию S1 и S4.
*But I was a young fool and a pudding in those days. *Help yourself to the gooseberry fool and the perfect child.
Таким образом, результаты компонентного и координационного анализа совпали, свидетельствуя о том, что смысловое единство слова fool утрачено, и мы имеем дело с двумя омонимами.
Используем координационный метод для подтверждения/опровержения результата компонентного анализа татарского слова авыз. Рассмотрим отношения между S1 и S5 — омонимами по результату компонентного анализа.
Мәс. Бала авызын чәүкә баласы томшыгын ачкан шикелле ачып тора иде. Мәс. Безгә еракта тоннель ахырындагы бер яктылык сыман урман авызы күренде.
«Ребенок раскрыл рот, как галчонок свой клюв». «Вдали показалась опушка леса, как свет в конце тоннеля».
Сделаем перестановку однородных членов «чәүкә баласы томшыгын ачкан шикелле» и «тоннель ахырындагы бер яктылык сыман».
Перестановка однородных членов оказывается невозможной, подтверждая омонимию S1 и S5:
*Бала авызын тоннель ахырындагы бер якталык сыман ачып тора иде. *Безгә еракта чәукә баласы томшыгын ачкан шикелле урман авызы күренде
Таким образом, и в татарском языке результаты компонентного и координационного анализа совпали, свидетельствуя о том, что смысловое единство слова авыз нарушено, и мы имеем дело с двумя омонимами S1 и S5. При анализе лексикографических решений подачи семантических омонимов в английских и татарских толковых и двуязычных словарях нельзя не обратить внимания на пестроту и неоднородность этих лексикографических решений и на несоответствия, которые имеют место в различных словарях при подаче омонимов, образовавшихся путем распада полисемии.
Как отмечал В.В. Виноградов, «границы слов тут перемешиваются самым причудливым образом». Сравним, например, трактовку существительного spring в различных лексикографических справочниках. Толковые словари английского языка отстаивают семантическое единство этого слова, помещая все ЛСВ spring в одной словарной статье, в то время как англо-русские словари высказываются за омонимию этого слова, отмечая при этом два омонима (АРС Мюлл.), и омонима (АРС Ар.) и даже четыре омонима spring1 «весна», spring2 «родник», spring3 «прыжок», spring4 «пружина» (БАРС). Подобные лексикографические вариации можно обнаружить и при описании слова band, board, cannon, capital, file и мн. др. Аналогичную картину наблюдаем и в татарских словарях, например, слово куыш помещено в Татарско-русском словаре как два омонима со значениями куыш1 «дупло, полость» и куыш2 «шалаш», тогда как Трехтомный толковый словарь татарского языка помещает все ЛСВ куыш под одной словарной статьей. Зачастую составители словарей предлагают индивидуальные решения, рассматривая совершенно произвольно проблему разрыва семантических связей на основании неких не поддающихся учету, мотивов. Многие английские толковые словари, так же как и татарский толковый словарь, в значительной мере консервативны при решении вопроса подачи семантических омонимов в словаре. Как правило, случаи отмечаются ими в пределах одной словарной статьи, т.е. как явления полисемии. Например, в рамках многозначности комментируются семантически несовместимые слова соаch «карета» и coach «репетитор», йомгак «клубок» и йомгак «итог, вывод», сheek «щека» и cheek «наглость» и в татарском кибәк «мякина, отруби» и кибәк «клоп», также объединены в семантической структуре одного слова, образуя очень оригинальные словарные статьи. В единый семантический узел связываются сlub «дубинка», club «карта трефовой масти» и club «клуб». Под одним заголовочным словом подаются bar «брусок» и bar «адвокатура», cannon «пушка» и cannon «букля», right «справедливость» и right «правая сторона» и др. Нам представляется, что в современном английском языке смысловая связь этих лексических единиц утрачена. Как и в современном татарском языке у слов өч «конец, кончик» и өч «большой кусок, тюк материи», или күз «глаз» и күз «петля» или даже күз «родник, ключ», объединенные в семантической структуре одного слова. Часто между теоретическими положениями в словарях и их практическим применением нет полного согласования и последовательности.
Литература:
1. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова // Вопросы языкознания. – 1953. - № 5. – С. 3-29.
2. Смирницкий А.И. К вопросу о слове // Труды института языкознания. – М., 1954. – Т. 4. – С. 54-65.
3. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. – М.: Наука, 1973. – 280 с.
4. Мюллер В.К. Англо-русский словарь. – М.: Советская энциклопедия, 2000.
5. Татар теленең аңлатмалы сүзлеге. Өч томда — Казан: Татарстан китап нәшрияты, 1977.
6. Hornby E.S. Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English (OALD). – Lnd.: Oxford University Press, 2001.