ОБРАЗ ЖЕНЩИНЫ: ЭТНОКУЛЬТУРНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ И ДИНАМИКА В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ*
доцент каф. практической психологии, к.псих.н. Лопухова О.Г.
Россия, 420080, г. Казань, ул. Восстания, 43-56, Казанский государственный педагогический университет olopuhova@rambler.ru
Гендер является неотъемлемым элементом любой культуры. Деление окружающего мира на категории «мужское» и «женское» отражено во всех аспектах организации человеческих сообществ: в регуляции социального взаимодействия, в представлениях о половом символизме, в экспектациях и нормах полоролевого поведения, эталонах мужественности и женственности. Являясь универсальным феноменом, гендерная система, тем не менее, в каждой отдельной культуре наполняется специфичным, подчас уникальным содержанием. С психологической точки зрения наибольший интерес представляет, пожалуй, семантический анализ гендерных образов (образов мужчины и женщины) – их этнокультурной специфики и динамики в условиях социальных изменений, поскольку именно образ представителя своего пола выступает первичным идентификационным основанием в процессе развития личности. В современных психологических исследованиях подчеркивается, что для формирования устойчивой и гармоничной личности особое значение имеет наличие внутренне непротиворечивой и относительно устойчивой системы идентификационных и ценностных оснований [1]. Такие условия выполняются только в традиционной (моноэтнической) культуре. Современное же общество характеризуется процессами глобализации: исчезновением пространственных и временных барьеров для проникновения инокультурных ценностей и образа жизни, а социально-экономические изменения предъявляют к мужчинам и женщинам требования, не соответствующие традиционным обычаям, нормам и смыслам. Если в этнопсихологических исследованиях показано, что наличие интегрирующих связей со своей этнической культурой создает своего рода «защитный фильтр» от деформирующих и стрессогенных социально-психологических воздействий, то цель наших исследований - выявление значения традиционных гендерных моделей в семантическом пространстве современной молодежи при становлении их гендерной идентичности. Из теоретических данных и результатов уже проведенных исследований можно предположить, что этнокультурные модели должны занимать ведущие позиции в гендерном семантическом пространстве молодых людей, несмотря на современные тенденции этнической деидентификации и межкультурной экспансии ценностей.
Каковы же степень кросскультурной специфичности/универсальности традиционных образов женщины, характер изменений в семантике женского образа и насколько этнокультурная специфика традиционных образов отражается в содержании современных представлений о женщине.
Образ женщины в традициях отдельной этнокультуры глубоко специфичен. Своеобразие его содержания является одним из культурных элементов, неразрывно взаимосвязанных с другими элементами этой целостной системы. Поэтому одним из способов реконструкции его изначального содержания в традиционных культурах может выступать анализ продуктов деятельности соответствующей культуры: обычаев, обрядовых форм, сказок. Для сопоставления традиционных женских образов и анализа их содержания в условиях межкультурного взаимодействия остановимся на сравнении образов женщин русской и татарской этнокультур. Семантика этих образов неоднозначна. В сказках, как наиболее древних и устойчивых элементах культур отражены архаичные формы представлений о женщине и ее предназначении. Критериями анализа выступали: характер взаимодействия персонажей (целенаправленность - ситуативность деятельности персонажей); локализация инициирующей позиции (персонаж какого пола побуждает, направляет деятельность); информированность, аналитичность (персонаж какого пола оперирует знаниями, опережающими контекст сюжета или выходящими за его рамки). В результате было выявлено, что при определенном сходстве структурных характеристик традиционных гендерных моделей (наличия дихотомии, иерархии мужской и женской позиций), их содержание в рамках татарской, русской и марийской культур довольно сильно отличается. Обобщая полученные данные, можно сказать, что в сюжетах русских сказок женский образ представлен позициями информированной, аналитичной, преследующей дальние цели, инициирующей и направляющей деятельность других участников сюжета личности. В татарских сказках женский образ представлен позициями ведомой, ситуативно действующей, но исполнительной личности. В развитии сюжета на первый план выступает деятельность мужского персонажа. Анализ этнографического материала позволяет более детально описать содержание и психологическую основу своеобразия женских образов в традиционных татарской и русской культурах. Безусловно, решить данную задачу можно лишь «в первом приближении», поскольку и татарский и русский этносы нельзя признать внутри себя однородными – они состоят из разных субъэтнических групп. Внутри одной этнической культуры разные социальные классы (дворяне, интеллигенция, купечество, крестьяне) имеют отличающиеся по содержанию представления о женском образе. Кроме того, особенности гендерного идеала в любой культуре в очень большой степени определяются экономическими факторами: женский образ различен у зажиточных слоев населения и в более бедной среде. В поле зрения этнографов, как правило, попадают обрядовые формы жизнедеятельности, представленные, преимущественно, в среде зажиточных крестьян. Исключением является работа К.Фукса, детально описавшего повседневные бытовые обычаи городских купцов – казанских татар XIX века [2]. В силу этих причин результаты данного анализа основаны на этнокультурной специфике именно этих социальных слоев. Этнографический материал показывает, что традиционные и обрядовые формы общения мужчин и женщин, их взаимодействия в разных сферах деятельности у татар и русских различались довольно сильно, что не могло не отражаться на особенностях представлений о качествах личности и нормах поведения мужчин и женщин. Основным отличием, согласно этнографическим источникам 19 - начала 20 в.в., являлись особенности социально-территориального разделения мужчин и женщин. В то время, как у русских мужчины и женщины могли довольно свободно общаться и постоянно взаимодействовать, сферы жизнедеятельности татарских мужчин и женщин (особенно в высших слоях общества) почти не пересекались. В отличие от русских, дом у татар традиционно делился на «мужскую» и «женскую» половины, участие в праздниках, различного рода ритуалах осуществлялось мужчинами и женщинами отдельно, а иногда и в разные дни, досуговое общение происходило, как правило, в гомогенных по полу компаниях [2]. Татарские женщины всю свою жизнь должны были скрываться от глаз посторонних, контакты с мужчинами внутри семьи также ограничивались многочисленными обрядами. В то же время, положение татарской женщины в традиционной культуре нельзя считать приниженным. Будучи, на первый взгляд (с позиции европейца), отделенной от окружающего мира, татарская женщина имела довольно оживленное общение с женщинами своего круга, она имела определенный статус, соответственно которому ей оказывались надлежащие почести. Статус женщины-татарки в обществе (пусть чисто женском), как правило, определялся ее возрастом и социальным положением ее семьи. Чем выше социальный статус тем в большей степени женщина могла проявлять, как жесткость в общении, принципиальность, агрессивность, властность, доминирование и т.п., т.е. те качества, которые в представлении европейской культуры являются «прерогативой» мужчин. В то же время существовали определенные обряды, регулирующие поведение женщины в гетерогенном по полу обществе (например, в определенных социальных ситуациях женщина не имела права говорить в присутствии мужчин).
Если в русской культуре замужество означало для женщины почти полный разрыв с родительской семьей и переход в семью мужа [4], материальную и моральную зависимость от нее, то помолвка и свадьба у татар не означала для женщины полного разрыва со своей семьей и уход в дом мужа. Живя в доме мужа, женщина (особенно в сельской местности) сохраняла тесный контакт с родительской семьей, получала моральную поддержку и помощь, регламентируемую традициями и обрядами. Показателен в этом смысле родильный обряд [5]. Женщина, родившая ребенка, в течение сорока дней не могла приступать к работам по дому, а, особенно, вне дома. Каждый день ее должны были посещать мать и другие родственницы по материнской линии, принося подарок ребенку (что-то из одежды) и угощение для матери (особую обрядовую кашу с сухофруктами, выпечку и мучные сладости к чаю). Кроме того, престижным считалось довольно долгое проживание женщины после замужества в семье родителей, но это могли себе позволить только в зажиточных семьях. Иногда женщина переходила жить в дом мужа, уже имея одного или двух детей [3].
Данные отличия в специфике семейных отношений находит свое отражение и в народных сказках. Сюжет татарских сказок скорее бывает основан на том, что главный герой или героиня стремится попасть (вернуться) в родительскую семью (наиболее яркий пример - «Гульчечек»). В русских сказках героиня чаще стремится «вырваться» из родительской семьи, создав собственную (например, сказки «Перышко Финиста ясна сокола», «Морской царь и Василиса премудрая»). Та же картина прослеживается и в семейных отношениях. Хотя татарка, выйдя замуж, оказывалась в подчиненном положении по отношению к свекрови и к старшим по возрасту членам семьи, но со временем ее социальный статус постепенно рос. Становясь матерью, а особенно свекровью, женщина приобретала высокий социальный статус и внутри своей семьи, и в глазах окружающих, позволяющий ей проявлять авторитарные, властные качества личности, пользоваться большим уважением и почтением [3]. В отличие от татарской, в русской этнокультуре социальная роль была связана скорее с полом: как правило, во всех сферах жизнедеятельности мужчина играл роль хозяина. Позиция женщины при этом должна быть «дополнительной»: подчиненность, послушание, зависимость, поддержка.
Эти данные соотносятся с полученными нами результатами опроса молодежи, в котором выявлялось содержание их представлений о нормативных качествах представителей разного пола. Оказалось, что полярность полоролевых представлений у респондентов татарской национальности статистически несколько ниже, чем у респондентов русской национальности. В проявлении личностных характеристик, составляющих психологический пол, женщины татарской национальности в большей степени, чем женщины русской национальности, проявляли «маскулинные» черты (доминирование, независимость, решительность и т.п.). Видимо, специфичная для традиционной татарской культуры социальное разделение полов, развитая система обрядовых форм регулирования социального взаимодействия как представителей одного пола, так и противоположных полов, главный акцент в развитии личности ставило не на формирование желаемого психологического склада, а на знание и исполнение правил общения в конкретных ситуациях межличностного взаимодействия. Поэтому перед народной педагогикой не должно было стоять задачи воспитания у мужчин и женщин взаимодополнительных психологических качеств, и, следовательно, идеальные психологические образы маскулинности и феминности изначально в такой культуре не должны быть «жестко» полярны. В культуре русских, напротив, более тесные социальные контакты мужчин и женщин, почти не регулируемые обрядовыми формами общения, должны предполагать иные, психологические механизмы регуляции социального взаимодействия. Традиционное воспитание у мужчин и женщин взаимодополнительных психологических качеств личности может обеспечить устойчивость социальной группы и эффективность совместной деятельности, уменьшить вероятность межличностных конфликтов. Идеальные психологические образы маскулинности и феминности в такой культуре, соответственно, будут довольно сильно отличаться, что и выявляется нами при опросах современной молодежи.
Рассмотрим наличие и характер связи между характерными чертами традиционных гендерных образов и гендерными представлениями и характеристиками личности молодых людей разной этнической принадлежности, выросших в единых условиях современного индустриального полиэтничного общества. Вследствие интенсификации межкультурного взаимодействия в сознании современных молодых людей присутствует целый ряд женских образов, очень разных, порой взаимно противоречивых. Для исследования гендерных представлений использовался психосемантический метод множественных идентификаций (В.Ф.Петренко). С целью построения сопоставимых гендерных семантических пространств юношей и девушек татарской и русской национальностей в методику наряду с ролевой позицией «Я сам (а)» были включены: «современная гендерная модель» - обобщенные, наиболее представленные в нашем обществе типы мужчины и женщины; «родительская гендерная модель» - отражающая образы отца и матери; «гендерная модель татарской культуры» - образы, отражающие личностные особенности и поведение мужчины и женщины в традиционной татарской культуре; «гендерная модель русской культуры» - образы, отражающие личностные особенности мужчины и женщины в традиционной русской культуре, «абстрактная гендерная модель» - идеальный образ или образ реального человека, воплощающий в себе максимально выраженные, с точки зрения испытуемых, проявления мужественности/женственности. Оценке подвергались три сферы личностных характеристик: личностные качества, особенности поведения в межличностном общении и жизненные цели и ценности. Испытуемыми выступали юноши и девушки татарской и русской национальностей, обучающиеся в различных вузах г.Казани. Результаты первичной обработки данных проведенного исследования показали, что юноши и девушки татарской и русской национальностей в разной степени идентифицируют образ «Я» с гендерной моделью смежной культуры. При оценке личностных качеств между представителями исследуемых этногрупп выявились следующие отличия: если для юношей и девушек русской национальности гендерная модель татарской культуры является далекой, то для группы татарских девушек женский образ гендерной модели русской культуры в той же степени близок образу «Я», что и женский образ гендерной модели татарской культуры. В группе русских девушек предложенные к оцениванию поведенческие особенности выступали не гендеродифференцирующим, а этнодифференцирующим признаком с татарской этнокультурой: позиции «традиционный образ татарского мужчины» и «традиционный образ татарской женщины» оказались близкими друг другу (r = 0,7), но далекими по отношению к позиции «Я» и близким ей образам традиционной русской культуры. В группе татарских девушек сознание в поведенческой сфере личностных проявлений оказалось еще менее дифференцированным и в гендерном и в этническом отношениях. Позиции абстрактных образов мужественности и женственности в сознании татарских девушек более близки (r = 0,9) с позициями этих же образов у группы русских девушек (r = 0,6).
В ценностно-ориентационной сфере личностных проявлений гендерное семантическое пространство в сознании испытуемых татарской и русской национальностей оказалось в разной степени дифференцированным. Позиции абстрактных образов мужественности и женственности не совпадают, причем в представлениях русских испытуемых они более далеки, чем в представлениях татарок. Это позволяет говорить о том, что ценностно-ориентационная сфера личностных проявлений наполняет гендерное семантическое пространство значимым содержанием (по крайней мере, для русских испытуемых). Общим для обеих групп явилось то, что позиция «Я» одновременно близка позициям как абстрактной мужественности, так и женственности (так называемый андрогинный образ Я), и то, что образ матери (также являясь андрогинным) далек от позиции «типичная современная женщина» и близок к позициям традиционной татарской и традиционной русской женщины. В то же время, позиции традиционных образов татарской и русской женщины ближе к позиции современной женщины, чем образ матери. В сфере жизненных целей и ценностей гендерные семантическое пространство наряду со значениями мужского и женского, несет смысловую нагрузку в значениях современного и традиционного. При этом позиции «женского» близки к значениям «традиционного», а позиции «мужского» - к значениям «современного». В сфере жизненных целей образ типичной современной женщины у испытуемых обеих групп близок позициям и женственности и мужественности. Это говорит о том, что современные гендерные роли в представлениях наших испытуемых связаны с включением женщиной в сферу своих жизненных ориентиров и феминных и маскулинных целей. Смещение касается сферы жизненных целей, - в сфере личностных проявлений образ современной женщины является феминным.
Сравнивая позиции образов «Я» у обеих групп испытуемых в контексте современности-традиционности гендерного семантического пространства, можно сказать, что в сфере жизненных целей девушки татарской национальности ощущают себя скорее современными, а девушки русской национальности – скорее традиционными, в то время, как в сфере личностных проявлений ситуация иная – девушки русской национальности ощущают себя несколько более современными и ближе к позициям «мужского», а у девушек татарской национальности образ «Я» противоположен позициям «мужского», несколько дальше от позиций «современного» и более близок к позициям «традиционного». Следует вывод, что в гендерном семантическом пространстве современных молодых людей традиционные образы женщины своей культуры играют системообразующую функцию при построении гендерной концепции «Я», более того, традиционная модель психологических характеристик женщины-татарки в представлениях наших респондентов вполне соответствует современным эмансипационным тенденциям.
Литература:
1. Сухарев А.В. Этнофункциональная психология: исследования, психотерапия. М., 1998.
2. Фукс К.Ф. Казанские татары в статистическом и этническом отношениях. – Казань, 1844; Краткая история города Казани. Казань, 1905. Репринтное воспроизведение с приложением Предисловия Н.Ф.Кантова к изданию 1914 г. — Казань, 1991.
3. Воробьев Н.И. Казанские татары. Казань: Татар. кн. изд-во, 1953.
4. Зорин Н.В. Символы невесты в русских свадебных обрядах (По материалам Казанского Поволжья) // Семейная обрядность народов Среднего Поволжья (историко-этнографические очерки). Казань, Изд-во КГУ, 1990. С. 38 - 49.
5. Уразманова Р.К. Современные обряды татарского народа. – Казань: Татар. кн. изд-во., 1984.
______
* Исследование проводится при поддержке Конкурсного центра фундаментального естествознания МОиН РФ и Санкт-Петербургского научного центра РАН: грант PD02-3. 16-30 «На проведение молодыми учеными научных исследований в ведущих научно-педагогических коллективах»